Фрэнсис явно продолжала играть роль примерной жены, судя по тому, что, когда автомобиль Фрэнка подъехал к дому Реджи, сестра водителя стояла у окна, сложив руки на груди и грустным взглядом созерцала улицу. Долго ли теперь она протерпит, Фрэнки не знал. Они обсудили эту тему лишь вскользь, когда Фрэн согласилась уехать с Реджи на отдых на Ибицу, но что тогда, что сейчас, выглядела она удручающе. Если ее муж в ближайшее время это не исправит, его явно ожидает новый скандал. Какую сторону занимать в этом случае, Фрэнк терялся еще больше. Он не хочет снова искать работу, бояться зыбкости своего положения везде, где только может, не хочет теперь еще и оказаться на дне какой-нибудь канавы в виде бездыханного неопознаваемого трупа, потому что слишком много знает, по сравнению с прежним временем. Но и бросать на произвол судьбы жизнь и здоровье сестры он тоже намерен не был, его не так воспитали, да и кому он еще нужен, без нее-то? Палка о двух концах и на каком краю верное решение - не известно, а компромисс найти в этом случае практически нереально без помощи сестры, а она явно помогать не собиралась. Тяжелый мрачный взгляд из-за окна второго этажа не предвещал ничего хорошего и с таким подхваченным от сестры настроением Фрэнк уезжал домой, надеясь на утро не узнать, что Фрэн избита или убита, или покончила с собой.
Услышать в два часа пополудни фразу "Доброго утра" в этом доме - вполне нормально, но некому ее говорить. Большую часть своего свободного времени Ши проводил здесь все-таки один, несмотря на попытки завязать хоть какие-то хлипкие отношения с женщинами. С другой стороны, его дом - это его дом, и абы кого он сюда точно не пустит. Так что никто не помешал ему выспаться после долгой ночи в баре, но никто и не соизволил поднять вовремя, когда будильник, надоедливо звонящий в назначенный ему час, был сброшен куда-то под кровать, где все равно продолжал трещать. Но уставшему человеку часто все нипочем и еще с полчаса в таком состоянии Фрэнк продремал. Ему снилась какая-то ерунда из-за треска снизу и неудобной поз, в которой он остался лежать после "битвы" с этим противно звонящим аппаратом. С трудом поднявшись с кровати и отправившись приводить себя в порядок в ванную, он глубоко и обреченно вздохнул, жалея, что у него, как у многих его сверстников, уже нет в живых бабушки. А его бабушка с удовольствием согласилась бы жить с ним, поднимать вовремя, готовить завтрак. Хотя и закрывать глаза на ночные гулянки не стала бы... но одно другого явно стоило. Хотя что теперь говорить - бабушка все равно уже много лет как прописалась на кладбище и от ее незаменимой помощи остались лишь воспоминания.
Когда Фрэнк вышел из душа, полезть под кровать за часами все же пришлось и вот тут он не преминул отчитать себя за лень - стрелки показывали, что он уже минут десять как должен был быть в пути на встречу своему "наставнику" и как всегда опаздывает. Схватив пиджак и оставив приготовленный завтрак на столе, парень вылетел из дома быстрее, чем, казалось бы, мог.
И все-таки опоздал, снова. За ним водится это уже не впервые, но убежденная сова ничего не мог с этим сделать.
- Кирпичный цвет лица тебе не пойдет, - попытался отшутиться Фрэнк, опуская боковое стекло до конца. - Каюсь, проспал. Постараюсь больше та не делать. - На самом деле, Фрэнк ничего в своих опозданиях плохого не видел. Главарем группировки ему никогда не быть и от его явления народу вовремя ничего зависеть не будет. Работа эта не официальная и никаких точных распорядков не имеет, иначе он бы точно ночами мирно посапывал в своей кроватке, а не играл в карты и не пил мартини в одном из многочисленных подчиненных Крэям баров. - Тогда пусть это будут антикварные часы с маятником. Красиво смотрится. - Сейчас скажут, губу раскатал, ага, закатай обратно, но Тедди, кажется, только понравилась эта шутка и он решил не застрять больше внимания на том, что помешало ему начать "занятие" вовремя. Фыркнув тихо от фразы Смита, Ши закрыл окно, вылез из машины и поспешил за своим "учителем".

Мелкий дождь бьет по крыше кареты, и это напоминает мне те дождливые вечера в Лондоне, когда я была в личине Марго. Ах, забавное было время, забавное и веселое не смотря на всю окружающую меня в то время ложь. Тогда у меня не смотря на отсутствие магии было хоть какое-то подобие свободы. У меня даже были... друзья? да, я считала их друзьями на тот момент, но потом вспомнив правду, я отреклась от них как и от того Лондона. Я добровольно приняла свой путь в ненависти и уныние. Вот и вышло, что та Марго, стала мной. Хотя может во мне все еще есть те черты? Черты, когда хочется быть отчаянно хорошей? Ведь по какой-то причине я тогда после колодца решила принять путь раскаяния и просить милости у брата... наивная! Я верила, верила, что меня примут! Верила, что все простят и все будет как раньше, и можно снова быть.. Леди Морганой! А не изгнанной из собственного по праву дома - ведьмой! И я ведь не всегда была злой ведьмой, были и моменты, когда я была... просто леди, нежный цветок выращенный в теплицах Камелота. Когда можно было не задумываясь ругаться с Артуром и дразнить его на приемах. Когда можно было заигрывать с прибывшими рыцарями и поддерживать их на турнире, повязав платок на плечо! О, как было прекрасно это время. Средневековье считают темным и необразованным, но тогда в Камелоте у меня были все блага цивилизации того времени! Не было таких новомодных штук как компьютер, интернет и телевизор - но было что-то другое, более забавное. Живое общение? да пожалуй, можно назвать это так. наверно по этой причине я сейчас остановилась не во времени со всеми техническими причудами, а здесь в девятнадцатом веке. Впрочем, основная причина конечно - моя тоска по Томасу. Даже его я умудрилась изгадить, опошлить своей темнотой и злобой и... и убить. Да, я могу сколько угодно обвинять Эдит в этом! Что я убила его из ревности, но только себе я могу признаться - что я убила его по своей воле! И ничего это не изменит! Никакие силы провидения, никакая магия не повернет время вспять - что бы я остановила руку с ножом, и просто вырубила бы его - пока расправлялась с его женушкой! Да и невозможно это, то тело, прекрасное тело - погибло и лежит в земле. Это забавно, учитывая что дух того тела действительно его покинул и теперь во мне. А я даже не задумываюсь о том, чем именно и как именно наш уважаемый Мерлин меня остановил. Я отвечу ему позже, и ему будет больно - уж поверьте, я злопамятна. Но это лишь размышления. Пустые размышления, пока я  еду в карете, под равномерный звук копыт и капель дождя, что вместе устраивают причудливую симфонию. Тихая мелодия дороги, становится чуть смешанной, сквозь нее я слышу нечто, но не могу разобрать. Да и не хочу. Я отключила всю свою магию, я просто неизвестная леди, неизвестно откуда! Я Моргана, баронесса, королева, ведьма, верховная жрица и еще примерно тысяча ролей которые я взвалила на себя, но не могу вынести.  Просто потому, что быть постоянно одной мучительно сложно, но быть с кем - будучи мной, не представляется возможности. Я конфликтная, я хорошо себя чувствую лишь в условии кризиса, во все остальное время я безнравственная амеба. Мне нужен хаос, лишь в нем я понимаю - к чему стремится. Но явно не к очередному балу или приему. Это для меня лишь затравка, так глупая игра воображения, в котором я все еще жива и мечтаю о прекрасном принце. А пока в наличии лишь извозчик и кони. Цокот копыт прекращается и открываются двери кареты, мне протягивают руку и открывают над мною - зонтик. И в таком тихом совершенстве ведут до дверей, где меня конечно ждут как почетную - читай прибыльную, гостью. И сразу серый мрачный мир словно испаряется от музыки и танцев. Мне казалось я выехала во время, но на деле немного опоздала. Я улыбаюсь, хотя даже не понимаю зачем, так не более чем ритуал вежливости. А после меня просят сыграть на рояле. Я подхожу к нему и мои пальцы наученные горьким опытом Люсиль - перебирают черно-белые клавиши, заставляя инструмент издавать звуки и складывать их в музыку. Одна из девушек узнав мотив начинает тихо петь, и все замолкают слушая наш симбиоз. Мелодия длинная, но мне лишь приятно задержаться о инструмента, вслушаться в музыку и в пение девушки. Как вдруг посреди мелодии я слышу чей-то настойчивый крик.
- Моргана, - крик отдается в моей голове, но я так отвыкла от подобного типа связи, что  даже не понимаю. Я оборачиваюсь - но в здании мертвая тишина, все слушают нас. А мелодия перевалив за середину идет к своему концу. И после я слышу вновь, отчаянный, молящий голос из глубин Лондона, - Моргана!
Я не прекращаю играть, ведь это моя любимая мелодия, но я в замешательстве. Голос, такой знакомый - но я не могу вспомнить! Вам кажется это смешным? Но, я не могу! И нет дело не в том, что я когда-то теряла память и магию, в конце концов это было в 21 веке! И с того момента я успела прожить еще одну жизнь. Просто я забыла, забыла свое прошлое, как люди  забывают свое младенчество. Прошло так много времени, целая жизнь, моя жизнь. И голос, когда то скажите вы мне - что я забуду его обладателя - я бы выколола вам глаза! Вот только так бывает, наверно обратись сейчас ко мне Артур - я бы и его не узнала, коварная вещь память. Я помню свое прошлое в целом, но не помню в частностях. Благо я еще помню что такое внутреннее наполнение, что-то наподобие того, что зовут аурой. И как только мои пальцы доигрывают мелодию, я коротко кланяюсь публике и ухожу в тень, а после одним движением руки заставляю себя переместиться. Магия, которую я столько отвергала - наполняет меня и переносит под дождь. А возле меня стоит юная леди. Я вначале смотрю на нее с легким подозрением, но после догадываюсь заглянуть в суть.
- Эйсуза! - выкрикиваю я с удивлением и радостью и даже с смятением. Как я могла ее забыть? Как вообще можно забыть свою практически дочь? Видимо можно, и очень даже просто. Память не вечна, в отличии от той же моей жизни как показывает практика.
- Но, что с тобой? - я хочу спросить как она здесь оказалась, но вижу ее измученный взгляд, пускай и прикрытый блеском наряда. Все же я знаю ее суть, и чувствую изменения в ней. Я веду рукой по ее телу, и чувствую еще не успевшую толком затянуться царапину. Всего капля силы, и она исчезает вместе с нанесенной болью. Жаль, что душевные раны нельзя с той же легкостью исцелить.
- Может пройдем в... особняк здесь неподалеку? Там тепло и играет музыка, мы сможем обо всем поговорить, - не хочу сразу показывать ей свой дом, не хочу, что бы она видела меня такой! Хотя нам о многом придется поговорить!

Вы приняты!
Поздравляем, вы зачислены...
Дальше я уже читать не стала. И так знаю, что там написано. Стандартный текст для подобных случаев. Еще месяца три назад, я прыгала бы по квартире от радости и уже собирала бы вещи. Как так вышло, что я совсем забыла про заполненную форму на поступление в Университет Метрополиса на факультет криминалистики? Мне уже два раза приходил оттуда отказ, с указанием разных причин. Но я не сдавалась, упорно шла к своей цели. И вот, пожалуйста, с третьей попытки меня туда зачислили. Конверт пришел с обычной утренней почтой. Ежедневная газета. Пара счетов [не забыть оплатить позже] Рекламные листовки, которые тут же нашли свой последний приют в мусорной корзине. И толстая, тяжелая папка с эмблемой университета. От неожиданности я даже замерла. Раньше ответ приходил в тоненьком конверте. Они требовали ответ в течение недели. Я должна подтвердить свое намерение обучаться там, чтобы за мной закрепили место в общежитии, заполнить несколько формуляров, какие кружки я собираюсь посещать, заявление на выдачу библиотечного билета и прочие формальности. Вот уже минут двадцать сижу на диване, невидящим взглядом смотря на конверт, чувствуя себя, как канатоходец, которому под куполом арены кинули в руки тяжелый камень. Балансирую, пытаясь удержаться и не сорваться в пропасть. От размышлений меня отвлек звонок телефона. На экране высветилось имя абонента Джо. Есть работа.
Я должна принять решение. И сделать это быстро. Письмо в моих руках кажется то обжигающе-горячим, то ледяным, а то и вовсе в моем изображении превращается во что-то отвратительное, мерзкое, даже пугающее. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы в ужасе не кинуть его в камин. Я ведь так этого хотела, буквально грезила наяву, представляла, как это будет, но когда получила, поняла, что это не то, к чему я на самом деле стремлюсь. Кажется, я нашла свое место. И оно здесь, в Централ-Сити. Тяжело вздыхаю и медленно поднимаюсь с дивана. Как говорила Скарлетт О'Хара "Я подумаю об этом позже". Несколько неаккуратно засовываю письмо обратно в папку и кидаю ее на туалетный столик, к остальной почте и журналам, направляясь в спальню, чтобы переодеться к очередному рабочему дню в не совсем обычном городе. К тому моменту, когда я застегивала кобуру на боку, все мысли о письме были вытеснены. Нужно по пути в департамент заскочить в кофейню, купить кофе себе и напарнику. Никогда не знаешь, когда понадобится дополнительная доза энергии. С кофейни мысли плавно перетекли на Барри, и наши с ним там случайные, постоянные встречи. Улыбаясь своим мыслям и напевая какую-то песенку, я с головой погружаюсь в рутину дня, пообещав себе, что обсужу все с Джо и Барри. Я не хочу предпринимать скоропалительное решение, о котором потом обязательно пожалею.
Но у Судьбы были совершенно иные планы. Я не вспоминала ни про мое зачисление, ни про конверт в течение следующих нескольких дней. Лишь по случайности, собираясь на выставку и перебирая бумаги на столе в поисках сережки, которая единственная подходила к этому платью [даже не спрашивайте, что сережка могла делать на журнальном столике — я просто знаю себя слишком хорошо, могла], мои пальцы наткнулись на плотную бумагу. Теперь у меня оставалось сорок восемь часов на ответ, иначе мое место передадут другому студенту. Сегодня же переговорю с Барри, после или во время приема. Нельзя больше тянуть. У нас будет много времени.
Свою ошибку я осознала лишь многим позже, когда изменить уже ничего нельзя было. У меня не было шансов поднять эту тему, да и не хотелось портить общее настроение вечера. А что, если он подумает, что я хочу его бросить ради мечты моей жизни. Вот только проблема как раз в том, что я не хочу и не могу этого сделать. Что-то внутри меня сопротивляется положительному ответу в университет. Танцевать с Алленом, улыбаться ему, смотреть в его глаза — весь остальной мир вокруг нас словно бы растворяется, перестает существовать, остаемся только мы, в нашем маленьком мирке. Но реальность напоминает о себе: нападение очередного мета-человека, бегство Барри, появление Флэша, много вопросов и никаких ответов.
~ ~ ~Все сложилось в идеальную картинку, как только последний кусочек мозаики встал на свое место. Не могу сказать, что это стало для меня полнейшей неожиданностью, я подозревала, что он что-то скрывает. Что его поведению должно быть разумное объяснение. Внезапные исчезновения и глупые отговорки потом. В костюме он иногда забывал изменять голос, на короткие мгновения, просто в тот момент я об этом не задумывалась, да и я никогда не называла Флэшу свое имя, но спидстер откуда-то его знал. Поведение Джо тоже говорило само за себя. Когда-то в начале моей карьеры под его руководством, он сказал мне одну вещь. Что мне необходимо научиться хорошо врать, чтобы обычные люди не поднимали панику. Нужно уметь находить разумные объяснения даже самым необычным происшествиям. Вот только сам Уэст совершенно не умел врать. Или по-крайней мере, когда вопрос касался его сына. Напарник не ожидал прямого вопроса и не подготовил достойный ответ. Он растерялся, и тогда действительно картина стала цельной.
Барри Аллен — это Флэш, герой Централ-Сити, каждый день спасающий десятки жизней.
Не раз спасающий мою жизнь. Именно ему я впервые открылась. Психологи говорят, что гораздо проще изливать душу кому-то безликому, и герой в маске подошел в это вопросе лучше всего. Потом кошмар перед Рождеством, Мардон, и снова Флэш спасает меня от фатальной ошибки, хотя я выстрелила в него. От этого становится только хуже, я столько боли причиняю окружающим меня людям, может быть мне действительно пора уехать. Слова Черепахи по началу показались мне полным бредом. Зачем похищать меня, чтобы причинить как можно боли именно Алому Бегуну. Смешно, он догадался и понял все раньше, какой из меня теперь детектив. И тут меня накрывает еще одно воспоминание, как только одна мысль формируется в моей голове, я чувствую, что начинаю задыхаться. Черный спидстер с голубыми молниями, с легкостью и насмешкой, даже с ленцой, поймавший все наши пули. Его смех, его слова я, пожалуй, никогда не смогу забыть. И внезапная болезнь Аллена, показавшаяся мне тогда не более, чем досадным совпадением. У многих офицеров после этого происшествия возникли определенные трудности с нервной системой. Мы все слишком привыкли полагаться на Флэша, поэтому видеть его таким ранимым и слабым было... дико. А я могла потерять Барри, так и не узнав правды. Того, что это ему я обязана всему. Боже мой, какая я эгоистка, думаю только о себе. Но все это в прошлом.

Я понимаю, действительно понимаю, почему Барри не мог открыть мне правду раньше. Это действительно не то, что может легко всплыть в разговоре и что ты сообщаешь первому встречному. Тайная личность должна оставаться тайной. Знаешь, вчера на обед у меня была курица, а с утра у меня подгорели тосты. О и да, я Флеш, мне пора бежать, спасать город... На какое-то мгновение эта мысль развеселила меня, но тут же была вытеснена всей неподъемности ситуации, в которой мы сейчас оказались. Это тупик, и выход кажется, только один. Кто-то должен отступить. Но почему-то я не могу найти в себе злости на него. Если бы я была на его месте, я поступила бы точно также. Но зачем он продолжает врать? Почему упирается и отрицает очевидное? Неужели недостаточно доверяет, после всего, через что мы прошли? Чуть раньше я сказала ему, что планирую уехать учиться, надеясь, что это поможет ему принять правильное решение.
Я хочу остаться, но мне нужно, чтобы он это сказал сам. Открылся, впустил меня в свою жизнь. Мне хочется принять все грани его сущности. По большому счету, что он мета-человек не меняет ничего. Да, он врал мне, но теперь все это имеет смысл. Как можно злиться на него, если, убежав со свидания, он спас город. Да, он может быть и герой Централ-Сити, он мой герой в том числе, но он все еще тот самый Барри Аллен, немного неловкий криминалист, в которого я влюбилась. Но что... мысль приходит так неожиданно и ясно, что мне кажется, будто меня ударила молния. Иронично, да? А если это именно он не хочет, чтобы я была рядом, если не любит меня? Просто не знает, как сказать это, а тут я сама предоставила ему такой отличный вариант. Вставший в горле ком мешает дышать и говорить, но я все же пересиливаю себя.
Барри, прошу тебя, просто скажи мне, что ты Флэш, и я останусь, — протягиваю руки, до отчаяния желая просто прикоснуться к нему, вновь почувствовать его тепло, но он отстраняется. Смаргиваю злые слезы и сцепляю руки в замок, чтобы не выдать, как сильно они трясутся от этого, казалось бы незначительного его жеста. Он не хочет меня рядом. Но я не могу отступить так просто, не хочу сдаваться, — Представь, как правильно это будет, защищать город днем, и быть рядом ночью, — голос не похож на мой собственный из-за душащих меня слез, мне с трудом даются эти слова, потому что я вижу все по его глазам, ведь, успела неплохо его изучить, вижу, что Аллен уже принял решение, от которого не собирается отступаться, какая бы причина им не двигала. И оно не в мою пользу. Плечи невольно опускаются, когда я с болью в сердце осознаю, что он передумает.
Я теряю его, и ничего не могу с этим поделать. И именно тогда, когда мне уже стало казаться, что в моей жизни наконец-то появилось что-то стоящее, что-то настоящее, что-то хорошее. Что же, очевидно, не заслужила.

    Ненавижу куда-то ездить. Куда-то далеко ездить я тем более не переношу. Может быть, кто-то скажет, что я просто не могу выйти из зоны комфорта, впрочем, я и не отрицаю, потому что в зоне моего комфорта мне гораздо комфортнее, уж простите за тавтологию, идеальные люди. Просто ехать я не могу, мне нужно обязательно сидеть, уткнувшись в планшет, чтобы следить за местонахождением Оливера. Не, я не маньячка, которая выбрала себе цель и хочет преследовать её, даже когда взяла официальный отпуск от дел Стрелы, но следить за тем, чтобы Оливер не попал в неприятности, стало моим самым важным и любимым делом. И, да, кажется, сейчас я рассуждаю как самая настоящая маньячка. Досадливо жмурюсь и сворачиваю окно на планшете, где огромная красная точка, подписанная как «Оливер Куин» уже полчаса как остановилась в нашем секретном штабе.
     Я не знаю, правильно ли это, но каждый раз, когда я вижу, что он дома, в мою, несомненно, умную голову закрадываются мысли, что он там с какой-то очередной девушкой делит постель, хоть я точно знаю, что этих девушек у него не было с тех самых пор, как он признался мне в любви. А меня вообще не должно это волновать, ведь я с Рэем. Рэй добрый, умный, смешной, Рэй идеальный, и мне хорошо с ним, так какого чёрта Фелисити Смоук, которая может решить любую компьютерную задачу, не может выбросить из головы Оливера. Нет, я, конечно, объясняю себе это тем, что я беспокоюсь о нём и всё такое, но кто бы знал, как тяжело ловить на себе его взгляды, как тяжело видеть, что Рэй обо всём догадывается, как тяжело вообще строить отношения. Иногда я ловлю себя на мысли, что лучше бы мне оставаться айтишницей, не ввязываться в эти игры с законом и спокойно жить свою жизнь вместе с сериалами и мороженым по вечерам, ведь держать себя в форме было бы не для кого. Не скажу, что я и сейчас не злоупотребляю этим свободными вечерами, но в моём представлении вечер никому не нужной и слишком умной для того, чтобы считаться блондинкой, девушки выглядит именно так. Да он и выглядел именно так, пока в мою жизнь не ворвался Оливер, не умеющий лгать абсолютно, но уверенный, что я поверю всему, что он мне скажет. Не на ту напал, мистер Куин. Вообще я думаю сейчас совершенно не о том, ведь Оливеру грозит смертельная опасность – кто бы сомневался, я уже устала считать, сколько раз он был в смертельной опасности – Лига Убийц во главе с самим Демоном хочет заманить его в свои сети, чтобы тот стал новым Рас Аль Гулом. Он пока держится, но каждый раз, когда он хочет сказать, что справится, моё желание обнять, успокоить, сказать, что я рядом, становится таким непреодолимым, что я молча стискиваю зубы и перевожу тему. Он думает, что мне страшно. Мне страшно, чёрт возьми, от того, что я снова смогу его потерять. Я уже устала прощаться с ним навсегда.
      Так, всё, хватит думать об Оливере.
      Я приказываю себе собраться и отложить планшет в сумку, ведь за окном, в которое я наконец-то соизволила заглянуть впервые за целый час, уже был виден Централ-Сити, что означало, что я  наконец-то прибыла. И, если собраться у меня ещё хоть как-то получилось, то с планшетом возникли некоторые сложности, потому что интернет я люблю больше, чем кого-либо из ныне живущих и здравствующих людей.
     Дорога до лаборатории, где обитают мои друзья, занимает мало времени, я рассматривала здания в окно, пока добиралась в такси. Настроение от негативных мыслей было где-то на уровне между «плохо» и «отвратительно», но впереди меня ждёт работа, так что надо засунуть свои проблемы в… В общем, просто нужно забыть обо всём и позвонить Рэю, чтобы сказать, что я приехала и посылать за мной частный самолёт не нужно. Хотя, на частном самолете было бы быстрее, почему я раньше об этом не подумала?
     Каблуки цокают по полу громко, я иду быстро, и лифт меня поднимает вверх. Первым (и единственным почему-то) кого я вижу, становится Кейтлин Сноу, и я невероятно рада её видеть.
      – Кейтлин! – на моём лице расцветает улыбка, стоит мне увидеть торопливо приближающуюся ко мне Сноу с корректно перефразированным вопросом «какого чёрта ты здесь делаешь, Фелисити?» Что же, спасибо и на этом. Но на самом деле, я действительно на время вышла из зоны комфорта, потому что накануне мне позвонил Барри и попросил приехать, чтобы помочь им с каким-то делом. – Мне позвонил Барри, – радостно объявляю я, цепляя взглядом пробирки, которые покоились на столе. Видимо, над ними Кейтлин и проводила какие-то манипуляции. – попросил помочь, – я оглядываю помещение, не находя ничего, что хотя бы отдалённо напоминало Барри Аллена, но не нахожу ничего, кроме его толстовки, небрежно скомканной на столе, что говорило о том, что тот явно торопился, когда уходил. Не найдя Флэша, я снова заглядываю в глаза Кейтлин и не нахожу ничего лучше, чем констатировать очевидное: – и его, похоже, здесь нет.  Если он так забегался, что забыл о моём существовании, то я его убью. И не посмотрю даже на то, что он тут народный герой и спасает людей.
       Я достаю телефон и ищу в телефонной книжке номер Аллена, которого я была готова не то чтобы растерзать, но так немного врезать. В силу своих возможностей, разумеется, потому что прикладывать лёд к руке мне явно не улыбалось. После нескольких размеренных гудков, во время которых я нетерпеливо отстукивала какой-то ритм ногой, раздаётся голос явно запыхавшегося Барри. Он явно был удивлён, что я ему позвонила.
      – Аллен, тебе не кажется, что приглашать гостей, а потом забывать об их существовании минимум невежливо? – это странно, что мой голос звучит спокойно, ведь внутри меня происходила гражданская война, где одна сторона жалела о потерянном времени. А вторая сторона была благодарна Барри тому, что я отвлеклась от твоих проблем, ведь Оливера в любой момент могла настигнуть Лига с маниакальным желанием их лидера, чтобы Стрела стал их новым предводителем, а я тут по ложным вызовам езжу. Ой, это аргумент в пользу первой стороны, которая поэтому и выигрывала, пока Барри торопливо не извинялся передо мной и не говорил, что сейчас не сможет прийти ко мне, чтобы объяснить, у него дела, работа и вообще он уже опаздывает, поэтому просит подождать в лаборатории. Я не успеваю даже пожелать ему удачи и добавить, что я всё равно злюсь, как Аллен самым наглейшим образом отключается. Мне лишь остаётся ошарашенно посмотреть на свой телефон, будто бы он виноват во всём, а потом посмотреть на Кейтлин, которая всё это время смотрела на меня, как оказалось.
      – Помощь нужна? – как ни в чём не бывало интересуюсь я, кивая на пробирки, которые были расставлены на столе с тщательностью, которой у меня никогда не было. Я слишком порывиста, чтобы часами работать над чем-то кропотливым. Интернет не в счёт, ведь всё, что с ним связано, я уже впитала с молоком матери, и это, казалось, стало уже неотделимой частью меня. Но сидеть без дела тоже не хотелось, так что единственное, что меня сейчас остаётся – помочь коротать время Кейтлин, чтобы она помогла мне скоротать моё.

От лица вашего персонажа, написанный на нашем проекте, под спойлер!

https://ficbook.net/readfic/3844197

— Мисс Дэнверс! Прекрасно выглядите!
— Я не нуждаюсь в комплиментах от вас.
— Чем же я заслужил такую немилость?
— Серьезно? Давайте подумаем: вы преследуете мою сестру, порочите ее имя в глазах горожан и всячески мешаете спасать их от настоящих преступников. О, и я совсем забыла о ваших подпольных экспериментах, из-за которых уже погибли невинные люди. Мне действительно необходимо было перечислять очевидные вещи?
— Нет. Но ни одна тема не вызывает у вас такого живого интереса, как обсуждение моих злодеяний.
— Ошибаетесь, есть тема поинтересней. Супергёрл. По вашим словам, у вас есть важная информация о ней. Именно поэтому я здесь.
— Я солгал. В свое оправдание скажу, что иначе вас было не выманить из вашего "секретного" бункера.
— В таком случае, я ухожу.
— Нет, не уходите.
— Почему это?
— Потому что я знаю настоящее имя Супергерл. И если вы хотите, чтобы я держал его в секрете, придется играть по моим правилам.
— Долго вы еще будете разыгрывать эту карту?
— Пока не найду другую.

говорят, что после таких событий начинается то ли блюз, то ли суицид,
то есть ты с полным чувством и совершенной отдачей должен познать - где у тебя болит.
что у тебя болит.
зачем у тебя болит [ц.]

   К этому просто нужно было привыкнуть. Так думала Кларк, морщась и пряча глаза от назойливого лучика света, что проникал сквозь плохо задернутый полог ее палатки. На ковчеге такого и в помине быть не могло. Это просто нужно было осознать. Не вздрагивать от каждого шороха, что был слышен где-то за пределами. Пытаясь провалиться в долгожданный и спасительный сон, желательно без сновидений. Но, все еще вскакивая посередине ночи от очередного крика или смеха, проклиная загулявшего подростка, или просто тревожного сна, девушка не могла осознать, где находится. Просто не узнавала своей одиночной камеры, в которой, по факту, никогда не была одна. С ней всегда были мысли и голоса, что прятались где-то по углам, дожидаясь своего законного времени суток – ночи. Когда девушка не могла уснуть, ворочаясь на неудобной кровати с бока на бок, подложив под голову собственную руку.  А потом, захлебываясь этим отчаяньем, паникой и всепоглощающим ужасом, куталась в накинутую сверху куртку, приходила в себя. Дышала равномерно, напевая себе под нос знакомый мотив песенки, чьи слова давно стерлись из памяти. Пыталась успокоить нервно бьющееся сердце, готовое вывернуть грудную клетку и вспоминала. Вспоминала, что на Земле не так уж плохо и больше не приходится ждать очередного обхода, где охранник, смотря на тебя как на человека третьего сорта, грубо попросит встать к стене.
   Где, если встать пораньше, можно наблюдать, как солнечный диск поднимается из-за деревьев, освещая все вокруг. Ровно столько, сколько может ухватить взор и дальше, в бескрайние дали. Определенно к этому можно было слишком быстро привыкнуть. К хорошему всегда привыкаешь быстро. Стоять во влажной от росы траве, чувствуя, как намокают ноги, но совершенно не печалиться, лишь дышать полной грудью, медленно и глубоко, чувствуя, как каждая клеточка наполняется живительным кислородом, до краев. Дышать до головокружения. Пожалуй, блондинка не раз, украдкой, заставала своих соплеменников за этим делом. Когда они просто замерши разглядывали очередную ветку дерева, травинку или причудливый листок. В такие моменты, Кларк, все чаще ловила себя на мысли, что сотня, сброшенная на землю, в первую очередь, дети, не видевшие ничего кроме железных стен Ковчега, где-то нищеты и разбоя, а потом и одиноких холодных камер, и осознания, что они навсегда утеряны для общества. Ведь не зря в последний год , каждую казнь производили спустя пару часов, после пересмотра дела. Им просто не давали второго шанса.
   Впрочем, даже наличие или отсутствие этого самого, второго, шанса, было чем-то незначительным здесь, на Земле. Где утро встречало ребят попытками отогреться, сидя в кругу около костра, забывая вчерашние распри ровно до того момента, когда приходилось начинать что-то делать.  Гриффин же ловила себя на мысли, что так продолжаться не может. Непривыкшие спать на холодной Земле, и в полевых условиях, ребята могли быстро подхватить банальную простуду, от которой у них, естественно не было лекарств. Кларк в очередной раз проклинала каждого члена Совета и всех вместе, не стесняясь выражений, когда приходилось греть озябшие руки о пламя костра, что обжигало кончики пальцев. Ковчег не позаботился о том, чтобы дать с собой, идущим на верную смерть, детям, что-то большее, чем старый челнок столетней давности с испорченной системой связи, на котором они, собственно, прилетели.
   На самом деле ее об этом никто не просит. От слова совсем. Ее вообще тут не особо жалуют. Но неприятное чувство ответственности за этих ребят  сворачивается в тугой узел, где-то  внутри вызывая нервную дрожь по всему телу. В голове крутятся  противные мысли, что она тут даже не самая старшая, но в очередной раз, краем уха слушая «вдохновляющую» речь Беллами, она соглашается сама с собой, что, похоже, самая ответственная и рациональная. Понимающая. Что в итоге им придется что-то делать ради своего выживания, а не просто следовать заражающему чувству свободы. Читая между строк - вседозволенности. Девушка обреченно качает головой, плотно сжимая губы, в попытке удержать себя от порыва грубо оборвать самопровозглашенного лидера, и с улыбкой подает какой-то девушке стакан с теплой водой, единственное, что сейчас может предложить промерзшей до костей особе, Гриффин. За что себя тихо ненавидит.
   Она в очередной раз думает о том, что земляне выживали тут не один год и даже не одно десятилетие, справляясь со всеми болезнями знакомыми и незнакомыми когда-то человечеству. Кларк непроизвольно подкидывает ветки в разгоревшийся костер, откидывая с лица светлую прядь, принимая простое для себя решение. Завтра на рассвете отправиться за теми водорослями, что удалось извлечь из той каменистой речушки в нескольких часах ходьбы от лагеря. По крайней мере – это, пока, единственное известное лекарство, на этой Земле.

Утро наступает слишком быстро.

   Если бы у нее спросили: почему именно Октавия? Гриффин бы на мгновение растерялась, осматривая их небольшой лагерь в поисках знакомого силуэта девчонки с копной каштановых волос, как будто это помогло бы ответить на поставленный вопрос. От Октавии за несколько метров веяло азартом и жаждой приключений, желанием быть полезной, хотя, сама девушка вряд ли бы себе в этом призналась. Кларк же пожав хрупкими плечами ответила бы просто: а почему не она? И никто бы не смел упрекнуть девушку в дурном тоне, и том, что отвечать вопросом на вопрос не культурно. Просто потому, что никому не было бы до этого дела.
Но если бы Гриффин всерьез  задумалась над этим вопросом, почему же в спутниках на сегодня младшая Блейк? Закусывая щеку изнутри и хмурясь, пытаясь понять свои мотивы, возможно, пришло бы осознание, что с Октавией не нужно говорить по душам. Не то, чтобы Гриффин не любила подобных разговоров, просто девушке было искренне наплевать, за что же умницу, красавицу и просто дочь члена совета отправили на Землю умирать. Младшая Блейк по умолчанию не переносила правильную Гриффин, по крайней мере именно так думала последняя. И уж точно Октавия не была Финном, который всеми силами пытался вытянуть из девушки всю возможную информацию. А вот для чего? Гриффин старалась не задумываться о подобном, отвечая все чаще сухо и односложно, борясь с желанием бросить грубое, что это не его не касается.
   И уж точно Октавия не была сыном канцлера, что скрылся в своей палатке еще в момент, когда Кларк начала свои сборы. Прихрамывая на одну ногу и опустив плечи, после очередного, довольно грубого, отказа самой девушки от его помощи. Она в ней не нуждалась, тем более его. Уэллс и без того одним своим видом бредил еле затянувшиеся душевные раны, а подвергать себя очередной многочасовой пытке, Гриффин не имела никакого желания, по сему Октавия была идеальным спутником, при этом умудрялась не раздражать как ее старший брат, и, если хотела, была вполне милой девушкой, с которой было приятно молчать. Чаще всего молчать.
- Шевелись Октавия, иначе уйду без тебя, - ее голос резкий, немного хриплый, еще не отошедший  после сна, совершенно незнакомый. Точнее, неузнаваемый, даже самой девушкой. В ее голосе переливами плохо скрытое недовольство и тон, не терпящий никаких возражений. Кто-то мог бы сказать, что Кларк буквально жаждет грубости в ответ, если бы саму девушку это  хоть чуть-чуть волновало.  Ее и так здесь не особо жалуют, поэтому, какая разница? В планах Кларк нет пункта - дождаться задержавшуюся сзади Октавию. Возможно потому, что там просто не вписано имя Октавии вовсе? Гриффин перехватывает удобней шлейку походного рюкзака, в который, самолично, уложила карту и веревку, а еще флягу с водой, что стащила из общей кучи, под неодобрительный взгляд какого-то паренька. Втягивая через нос влажный лесной воздух, что пропах сырой листвой и хвоей, она переступает очередной корень и  направляется все дальше в чащу. У Гриффин всего одно правило, кому нужно – тот догонит. У нее в целях на сегодня вернуться в лагерь с чем-то полезным. Уже нет никаких сил смотреть на потерянные взгляды ребят, что те пытаются скрыть.

Мяч отклонился на дюйм влево, и вот он уже со свистом пролетает мимо ворот, ударившись о железную конструкцию. Я отвлекаюсь от рассматривания себя в миниатюрное зеркальце, с шумом его захлопываю, так, что одна сторона ударяется об другую, противно лязгая, и выказываю этим полное неудовольствие. Иронично приподнимаю правую бровь, когда Джексон бросает на меня виноватый взгляд, а сама всем своим видом будто говорю «Я же говорила тебе, я говорила!». Он облажался уже второй раз на этой неделе, и это было на него непохоже. Когда мы начали встречаться, он уже успел прослыть лучшим капитаном команды за всю историю школы; хорошо держал удар, быстро бегал, привлекал внимание преданных фанаток своей белозубой улыбкой... Порой было тяжело удерживать его подле себя, ведь вокруг столько соблазнов: все эти раскрашенные девицы с глубокими вырезами, юбками, еле-еле натянутыми на пятую точку, наиграно томными взглядами и приторно-сладкими голосами кого угодно могли сбить с праведного пути. И Джексон наверняка уже давно бы соблазнился на одну из таких вульгарных барышень, если бы не моё дьявольское терпение вкупе с ангельским очарованием. Они не дали бы ему того, чем постоянно обеспечивала его я. В любой ситуации он чувствовал себя победителем рядом со мной. Думаете, я не умела играть в боулинг? Да в десятилетнем возрасте я собирала все призы, когда наш местный центр проводил соревнования! То же касалось и всех остальных вещей. Я позволяла себе быть капризной куклой, чтобы не разрушать тот образ, который я сама себе создала, но совсем немного, а потом снова и снова притворялась слабой, хрупкой глупышкой, которую нужно только обнять и прошептать на ушко: «Ну ничего, сладкая, в следующий раз у тебя обязательно получится».
— В следующий раз у тебя обязательно получится. — повторяю я, как мантру, положив руку на плечо Джексона. Его футболка мокрая от пота, дыхание прерывистое, зрачки расширены. Он зол: на самого себя, на всех окружающих, на мир — чёрт его знает, но меня он не трогает. Не пытается даже смахнуть мою руку со своего плеча, а напротив, отозвался на мою фразу и коротко кивнул в ответ. Тренер объявляет пятнадцатиминутный перерыв; за один уже голос я его ненавижу. Скрипучий, резкий, он похож не на голос спортивного человека, который долгие годы своей жизни провёл в укреплении своего здоровья и закалке духа, а больше смахивает на бас старика, заточённого в дом для пожилых, куда рано или поздно отправляются все брошенные бабушки и дедушки. Вспоминаю Лоррейн, отвожу взгляд, чтобы Джексон не видел, как потух огонёк в моих ведьминских зелёных глазах, и снова смотрю на него.
Люблю ли я его? Любила ли когда-нибудь? Я бы бросила его, будь у меня такая возможность, но это испортит мне репутацию и нарушит имидж преданной куколки, везде и всюду следующей за своим королём. Я отчаянно хочу стать самостоятельной, независимой, чтобы окружающие, слыша моё имя, не переспрашивали: «Эта та, которая с Джексоном Уиттмором?». Ненавижу. Я бы расцарапала бы им лица своими аккуратными, ухоженными ноготками, если бы не была королевой; а королевам можно только принимать комплименты, улыбаться и любить их короля.
Едва заслышав свисток, Джексон, как и вся команда, снова бежит на поле; я замечаю, что он слегка хромает на левую ногу. Снова сажусь на скамью для болельщиков, подбираю под себя ноги, встречаюсь взглядом с какой-то фанаткой, расплывшейся в глупой улыбке, стоило ей только взглянуть на задницу моего парня. Она похожа на шарпея, так что я не стану принимать каких-либо мер: у бедняжки нет ни малейшего шанса. За годы, проведённые рядом с Джексоном, я досконально успела изучить все его привычки и пристрастия; среди девушек он выбирал блондинок или рыжих с размером груди от второго и больше.
Мяч снова летит мимо ворот, и я отворачиваюсь, чтобы не видеть, как Джексон будет бесноваться. Ухожу со стадиона, в последний момент меняю решение и направляюсь прямиком в раздевалку. Мимо меня снуют толпы разгорячённых, потных парней, которые провожают меня лестными взглядами; я же, уткнувшись в телефон, делаю вид, что не замечаю их. Останавливаюсь у стенки, прислоняюсь к ней и преданно жду своего парня, короля школы и самого главного её красавчика. Чёрт бы побрал тот день, когда я решила связать свою жизнь с ним; тогда это казалось мне правильным. Мол, у каждой королевы должен быть свой король. Джексон здорово помог поднять мне планку собственной популярности, ведь, надо признать, без него я вряд ли смогла бы выползти на такой уровень. А сейчас он мне попросту надоел, и я хотела избавиться от него, как дети избавляются от своих старых игрушек.
Слышу чей-то голос позади, рефлекторно вздрагиваю. Оборачиваюсь и вижу кудрявого паренька, лицо которого мне совершенно незнакомо. Напрягаю память, но тщетно: его я точно раньше никогда не видела. Ну или... не хотела видеть, что более вероятно.
— Ты ошибся девушкой, сладкий. Твоя ждёт тебя снаружи. — пытаюсь избавиться от него как можно скорее, пока не пришёл Джексон: второй удар за сегодня он вряд ли переживёт.

Волны беспокойно бьются о борт корабля, вызывая новые раздумья. Эмма уже около часа неподвижно глядит в потолок и просит, чтобы секунды не тянулись минутами. Ей нужно спасти своего единственного сына, который в очередной раз оказался в беде по её милости. За Генри всегда нужно было присматривать, потому что он, в какой-то степени, самый лакомый кусок для злодеев. Человек, с помощью которого всегда можно повлиять на исход событий, ведь он важен каждому. В голове Свон опять баталии, в духе: "а что, если бы я никогда не бросала его". Оставить Генри - самая большая её ошибка, за которую ей никогда не расплатиться, и она благодарна Реджине, той самой любящей матери, которой не стала для маленького Миллса Эмма. Свон колотит, от чего она переворачивается на бок и крутит в пальцах свой кулон с аккуратно выгравированным лебедем. Всего лишь безделушка, зато успокаивает нервы. Она прикрывает веки, в надежде, что всё-таки сможет заснуть. Сон для неё необходим как лекарство. Эмма и так слишком долго не смыкала глаз, а сейчас, когда они в относительной безопасности, можно было позволить себе немного отдыха. Она фыркает и отбрасывает в сторону холодное одеяло. Садится на кровать и покачивается из стороны в сторону, вслушиваясь в шум волн. Она не может успокоиться, а сердце вот-вот вырвется из грудной клетки. Она понимает, что им нужно время, чтобы добраться до острова; понимает, что неожиданно и внезапно появиться в обители Питера Пэна у них не получится. Хотя, если надо будет, Эмма схватит свой меч и из последних сил будет вырывать Генри у потерянных мальчиков. Она никогда бы не подумала, что сказка о Нетландии, в которой мечтал побывать чуть ли не каждый ребёнок, в реальности окажется такой жестокой. Так же она никогда не представляла капитана Крюка высоким брюнетом с короткой стрижкой, ведь в её понимании  у него, как минимум, должна быть химическая завивка, подведенные карандашом глаза, тоненькие усы и крокодил, который отчаянно жаждет полакомиться капитаном корабля.
К слову, о Крюке. Эмма не ошиблась на его счёт и это ещё один плюс в копилку её волшебного дара. Она никогда не делала ложных предсказаний, вот и на этот раз хватило одного лишь взгляда. Взгляда и слов: "мы же понимаем друг друга". Достучаться до человеческого начала капитана было не так уж и просто, поэтому Эмма медленно подбирала к нему ключик, практически не осознавая того факта, что таким образом ищет способ повлиять на него. Ей так было проще общаться с людьми, даже в новом, обновлённом для неё, мире. Она знает каждого, видит насквозь, со всеми плюсами и минусами. В капитане она видела больше плюсов и возможно, не будь он настолько невыносимым, слегка эгоцентричным, они смогли бы подружиться.
У Крюка было то, что так необходимо Эмме. В какой раз. Она проклинала этого пирата и то, что связалась с ним когда-то, но он, в очередной раз, был её единственной надеждой. У него бесконечные запасы рома на корабле, ром - отличный заменитель снотворного. Ещё чуть- чуть и буйная Свон свалится под натиском собственных эмоций и усталости, но даже тогда не уснёт, а просто потеряет сознание. В любом бы другом случае она воспользовалась бы помощью Джека, хорошей такой помощью, чтобы отрубило на пару часов, а голова потом не раскалывалась так, будто по ней ударили кувалдой. Эмма брела по тёмным коридорам, изредка натыкаясь на дверные ручки. Пол скрипел под ногами, а нетерпеливая Свон умудрилась выйти из своих временных покоев босиком. Ей не привыкать к такому образу жизни, да и лицо её сейчас выражало крайнее негодование. Она бы заснула и на мостике, бросив под голову подушку и устремив свой взгляд в звездное небо, только мысли никак не давали ей покоя. И свежий воздух Эмму ничуть не отрезвил. Она двинулась дальше, прикоснулась рукой к штурвалу и пробежала по нему пальцами. Легко улыбнулась, когда лёгкий морской бриз растрепал ей волосы. Тут же представила, как маленькой воображала из себя пирата. Будь её воля, она сейчас бы вскочила на мостик, подняла бы свою команду оглушительным криком, выхватила бы волшебный компас и приказала бы плыть, куда глаза глядят. На самом деле туда, где больше рому и развлечений. Так бы и сделал настоящий пират. За всеми этими детскими забавами Эмма вновь вспомнила о своём сыне и о том, что он находится в беде. Ей и подумать страшно о том, что Питер Пэн может сотворить с Генри. Эмма сделала шаг назад от штурвала и осмотрела палубу, капитана Крюка нигде не было и единственным местом, где Свон, как ей казалось, могла его найти, была каюта капитана. О её расположении, пожалуй, знал каждый салага. Особенно тот, кто впервые оказался на корабле и толком не знает, в каких местах что расположено. Эмма кралась как мышка и только скрип половиц выдавал её намерения.
Она надеялась, что Крюк спит. Тогда бы она тихо стащила бы у него фляжку с ромом, сделала бы несколько глотков, а на утро вернула бы украденную вещь. Так, будто ничего и не случилось. Капитан сидел в кресле и кажется, правда дремал. Никто даже не думал о душевном и физическом состоянии капитана, ведь в приоритете была жизнь Генри. Эмма потянулась вперёд, ведь Крюк сжимал желанную ей фляжку в своей единственно целой руке. - Чёрт, - прошептала она одними губами, ей пришлось наклониться к пирату слишком близко, чтобы добыть фляжку и не разбудить его. Она перегибалась через подлокотник не такого уж и роскошного кресла, когда за спиной был письменный стол. Пират дернулся, Эмма инстинктивно отпрянула назад и задела старую чернильницу. Свон поняла, что ей точно не повезло, когда в следующий момент корабль качнуло в сторону и веки капитана дрогнули.

[float=right][/float]Раз.
Принять решение оказалось очень просто. Я никогда от него полностью не освобожусь, пока его сердце бьется где-то там. Расстояние не имеет значение. Я полностью в его власти, но осознаю это только, если он очень далеко от меня. Порочный круг. Я не могу без него, но в тоже время понимаю, что он лишь делает мою жизнь невыносимой. Я не знала выхода из этой ситуации, но его мне не нарочно подсказала Селина, пока изливала душу относительно своих отношений с Летучей Мышью. Я перестала ее слушать, как только услышала заветное словосочетание. Никогда его не знать. Я не хочу его знать. Вот бы вернуться в прошлое. Я также услышала то, что она сказать так и не решилась, но это легко читалось в ее взгляде, в нервно сцепленных руках. Она бы никогда не смогла этого сделать. Слабая? Нет, просто... добрая. Не отчаявшаяся так, как я. Не в силах более сидеть на месте, я вскочила и хлопнула дверью за своей спиной, спеша к месту, которое даст мне ответы на все вопросы. Где-то в глубине души шевельнулось то, что кажется называлось совестью, но я отмахнулась от этого. Перед Кошечкой я буду извиняться потом, когда освобожусь от демона, терзающего мою душу. Как я могу помогать другим, если мне самой требуется лечение. Вот только никакие таблетки меня не спасут.
У моей болезни только одно лечение. Моя болезнь называется Джокер. И она неизлечима.
Это понимают все вокруг. Это понимает Харлин, но этого не видит Харли.
Нужно принять единственно верное решение. Пусть Харли оплакивает ушедшего любовника, Харлин убьет своего палача.

[float=right][/float]Два.
Планирование. Я столько раз сбегала из Аркхэма, про проникнуть в него не кажется такой уж трудновыполнимой задачей. Я знаю его планировку лучше, чем таблицу умножения. Могу с легкостью пройти по нему с закрытыми глазами и точно определить, где именно, в какой точке лечебницы я нахожусь. Меня не раз спасало это знание в прошлом. Сколько раз мы с пирожком или с Айви сбегали из лечебницы, несмотря на всех их попытки удержать, и не сосчитать, но они упорно пытались нас там закрыть, наивно полагая, что усиленные меры безопасности как-то нас остановят или хотя бы задержат. Мы лишь истерически смеялись, в ответ на их попытки, каждый раз с легкостью уходя от преследования. Создавалось впечатление, что мы позволяли себя повязать, если нам это было нужно. Так и было на самом деле. Набрать новых сторонников или даже банально немного отдохнуть от преступлений. Это здорово утомляет, скажу я вам, жить в постоянном напряжении, когда же их логово обнаружат и завяжется перестрелка, в которой погибнут все наемники, а их с Джокером неразлучный дует, как обычно скроется с глаз, будет долго скрываться в тени, набирая новых сторонников, чтобы потом устроить что-то грандиозное.
Вот и сейчас. Я уверена, что Джокер затеял очередную игру, которая в финале покажется смешной только ему. Поэтому он не сопротивлялся, когда его повязали и доставили в Аркхэм. Поэтому не предпринял пока ни одной попытки побега. Он чего-то ждет, я уверена. Вот только чего? Знака снаружи? Или изнутри?
Не только у Джокера по всему Готэму распространена сеть убежищ и тайников, в которых он может придти в себя, отлежаться, накопить силы и пополнить свои запасы. Я училась у лучших. Я была в Отряде Самоубийц, выполняла миссии, обреченные на провал с самого начала, я сбежала из-под бдительного ока Аманды Уоллер с бомбой в шее, я выжила после игр мистера Джея. Кто еще может похвастать таким послужным листом? Кто еще способен на то, что я запланировала. Я знаю, что у меня мало времени. Пэм не будет сидеть сложа руки, когда Селина расскажет ей, что произошло. Плющ далеко не глупая, она раскусит меня, ведь знает лучше всех. Даже лучше Джокера. Она знает, что я могу это сделать, потому что мне есть зачем это делать. Зачем зовут Люси, она очень любит балерин и рисовать, и ей идти в подготовительный класс в следующем году. Он не должен о ней узнать. И не узнает. Я методично опустошаю каждый свой тайник, и даже заглядываю в парочку его личных, о которых он рассказал мне в приливе нежности. Такое случалось с ним очень редко, особенно в последнее время перед нашим разрывом, но все же иногда он был почти человеком, почти нормальным. И это пугало. Пистолеты и винтовка, хотя я никогда не любила огнестрельное оружие, считая, что оно лишает веселья от того, что жизнь покидает тело. Сейчас у меня нет времени и права на развлечение. Главное, быстрота и эффективность. Гранаты, в том числе шумовые и дымовые бомбы. Парочка сувениров, оставшихся от прошлых дел, которые обеспечат мне беспрепятственный вход.
Я готова.

[float=right][/float]Три.
Подготовка. Чтобы зайти, сделать запланированное, а после выскользнуть незамеченной, мне нужно отвлечь внимание охраны. Мне нужно обеспечить их работой на всю ночь. Все должно выглядеть естественно. Попытка побега, очередной бунт. Это обычное дело для Аркхэма. И пока охрана будет занята, пытаясь утихомирить своих пациентов, мне нужно будет только проникнуть в самый охраняемый отсек. Если мои расчеты верны и если мои информаторы меня не обманывают [впрочем, они знают, почему этого не следует делать, потому что я достану их даже за стенами лечебницы], то дежурить будет тот, кто хорошо знает меня. Вернее, знает Харлин. Он не сможет застрелить меня на месте, а мне только и нужно, что дать ему понять, зачем я пришла. И почему Джокер должен умереть. Он нажил несчетное количество врагов, но еще большим людям сломал жизнь. Я не первая, и конечно, я не последняя. Мне нужна минутная задержка, чтобы рука охранника дрогнула, я должна поселить сомнение в его душе. И мне это не составит труда. Я ведь все-таки дипломированный психиатр, который знает обо всех темных делишках Джокера, обо всех его забавных маленьких шуточках.
Я знаю всех, кому он сломал жизнь. И они станут прекрасным инструментом, чтобы я привела в исполнение свой план. Это будет очень забавно. И никто мне не помешает, потому что я хочу сделать то, на что не хватает смелости у Бэтмена. Темный Рыцарь считает себя выше этого, но я точно знаю, почему мистер Джей еще жив. Я столько раз наблюдала за столкновением этих двоих, что прекрасно их изучила. Я прекрасно создаю впечатление наивной дурочки, но это не знает, что в этой голове совсем нет мозгов. Может быть они и работают не так, как нужно, а может быть наоборот, это у вас мозги работают неправильно. Безумцы всех умней, так кажется говорят. Летучей мыши необходим Джокер. У него ведь было столько возможностей, столько попыток, чтобы убить Джокера, покончить с его злом раз и навсегда. И его бы никто не осудил, учитывая, что пирожок в свое время забил до смерти одного из Робинов и искалечил Бэтгерл.
Это шокирующая правда. Бэтмен нуждается в Джокере, ну а Джокеру просто нужен достойный враг. В прежние времена, Харли пару раз рисковала и спрашивала, почему Рыцарь ночи еще жив, но в ответ получала лишь новую порцию ударов, такой силы, что потом долго не могла придти в себя. Джокер тоже не раз и не два мог убить своего врага, но этого не делал.
Это извращенный симбиоз, который оба не в силах разрушить.
Но она может.
Я... я могу.

[float=right][/float]Четыре.
Воспоминания. Мой старый костюм. Черно-красный латекс, обтягивающий тело, как вторая кожа. Я поклялась себе никогда больше его не надевать, несколько раз пыталась выкинуть, порвать, уничтожить, но так и не смогла. Он служит мне постоянным напоминанием о том, какой я была. Ничтожной. Презренной. Никто. Ноль. Пустое место. Он усердно втаптывал меня в грязь, смешивал с дерьмом, а я терпела. Потому что любила. Да что там, я до сих пор его люблю. И наверное буду любить всегда. Но чтобы я могла спокойно жить, не оглядываясь. Чтобы однажды могла сама повести свою дочь в школу, я должна сделать это. Не позволяя себе думать. не допускать до сознания мысль, что он изменился, что время в заключении заставило его пересмотреть свою жизнь. Нет, такого никогда не будет. Джокер останется Джокером до самого конца. В нем не осталось ничего нормального, даже уголька, чтобы можно было постараться разжечь костер. Харлин это прекрасно осознает. Харли еще сопротивляется. Я поклялась больше никогда не одевать этот костюм, но сегодня особый день. Я хочу порадовать его, прежде чем спущу курок, смотря в эти бездонные глаза и улыбаясь, в ответ на его широкую улыбку. Да, этот день должен быть идеален. Поэтому я наношу на лицо грим, рисую черным губы и сердечко на щеке. Его идеальная и послушная куколка, преданная марионетка. которая решила, что пришла пора отрезать нити. Пришла пора ей самой думать и действовать.

[float=right][/float]Пять.
Я иду тебя искать, пирожок. В нашем тандеме ты всегда был охотник, ведущий. А я жертва, ведомая. Ты приказывал, я подчинялась. Я отчаянно хотела угодить тебе, выполняла все твои просьбы. Льстила, ластилась, заглядывала в глаза, как преданная собака. А что я получала взамен? Пренебрежение. Ты отталкивал меня, бил, истязал мое тело и мою душу. Теперь моя очередь. Я хотела бы показать тебе, заставить тебя почувствовать все то, через что ты заставил меня пройти. Но у меня нет времени. У меня есть время и шанс только на один выстрел. И я не промахнусь. Ты научил меня. Ты сделал из меня идеальное оружие. Посмотри теперь на свою Галатею. Смотри Мастер, как твоя игрушка тебя убивает.

Все пошло не так с первых шагов.
То есть, я с успехом отвлекла внимание охранников, взорвав одну из опорных башен, при этом четко рассчитав количество динамита и не разрушив башню, и проникнув внутрь. От взрывчатки было больше шума и дыма, чем реальных разрушений. Мне совершенно ни к чему массовый побег психов из Аркхема. Некоторые должны там оставаться при любых условиях. Живыми или мертвыми. У всего персонала самой знаменитой психиатрической клиники штата, а то и всей страны, был четкий приказ — стрелять на поражение, если существует реальная угроза городу. Мне нужно преодолеть два этажа и с десяток коридоров, в каждом из которых меня должен ждать конвой. В каждой руке по пистолету, еще два в ремнях на бедре и голени, и один за поясом, в сумке на плече парочка гранат. Но я иду по пустым коридорам, вглядываясь в каждый поворот, вслушиваясь в каждый шорох. И не слышу ничего. И не вижу никого. Вообще нет охраны, даже минимума, который должен оставаться на этажа в любой ситуации. Аркхэм к чему-то готовится. К приходу зверя. А я выбрала неправильное время. Поднявшись на уровень выше, я слышу крики. Этот голос так знаком. Кричит девушка, надрывно, на грани истерики. Я знаю этот плач, но этого просто не может быть. Перезаряжаю обоймы и, подняв пистолеты, выхожу из-за угла, готовая ко всему. И замираю под взглядом собственных глаз. В них стоят невыплаканные слезы и читается такое отчаяние, что в моей крови вскипает адреналин. Мне приходится пару раз моргнуть, чтобы понять, что у девушки, которую пытаются удержать сразу пятеро охранников, синева моих глаз. И мои черты лица. И его улыбка. Для принятия решения мне требуется секунда. Шесть выстрелов, последний для врача, который пытался вколоть девушке успокоительное, шесть трупов на полу. Я заставляю себя повернуться к ней спиной и продолжить свой путь. Если она не дура, она побежит к выходу. Но если... нет, пожалуйста, пусть она все же не дура. Пусть она спасется. Хотя бы она. Тем более она.

Десять дней. Восемнадцать часов. Тридцать шесть минут. Секунды Барбара уже не считала. Ее взгляд равнодушно скользит по уже опротивевшей обстановке в палате. Голова гудела от огромного количества обезболивающего, но это не помогало унять душевную боль, не помогало принять правду. Девушка вздыхает, проводя рукой по волосам. Она успела отвыкнуть от ощущения собственной беспомощности. Костюм дарил ей эйфорию силы и власти. Она была неуязвима. Тень в ночи. Отныне же Гордон лишь тень себя прошлой. Врачи с обнадеживающими, но до отвращения фальшивыми, улыбками уверяли ее, что шанс есть, что она еще сможет ходить, но рыжая им уже не верила. Перестала два дня назад. Может быть сдалась, а может быть просто перестала дарить себе надежду. Берегла себя от будущей боли, если ей действительно придется провести в кресле остаток жизни. Нет, она не собиралась жалеть себя, но пока единственное о чем она могла думать, это беспомощность. Инвалид. Ей все еще было трудно принять этот факт. Каждое утро она с ненавистью смотрела на свои уже безжизненные ноги и чуть ли не умоляла все небеса, чтобы ей удалось хотя бы пошевелить одним пальцем. Бесполезно. Каждый день приходил физиотерапевт, который делал ей массаж, показывал какие-то упражнения, чтобы избежать атрофии мышц, и избегал смотреть в ее глаза. Гордон старательно запоминала, и также старательно прятала глаза, чтобы никто не увидел, что скрывается в их глубине. Ей хотелось умереть. Все лучше, чем оказаться неполноценной.

Рыжая на локтях аккуратно приподнялась на подушках, чтобы сесть поудобнее, при этом избегая смотреть на свои безжизненные ноги, которые теперь ощущались огромным камнем на поясе, тянувшим ее к земле. Многочисленные трубки тянулись от вен на руках и носа к стойкам с растворами, которые поддерживали сейчас жизнь в бывшей Бэтгерл. Даже в ее голове это звучало ужасно. Равномерный писк приборов действовал на нервы. От смешения ароматов цветов с запахом латекса от многочисленных воздушных шаров кружилась голова. Сочувственные перешептывания медперсонала, когда они думали, что она спит, действовали на нервы и раздражали до зубного скрежета. А от взглядов и слов поддержки членов семьи и друзей становилось только хуже. Ей хотелось побыть одной, чтобы смириться. Когда-нибудь она научится шутить над своим состоянием, но определенно не сейчас, как воспоминания так свежи. У двери ее палаты дежурили полицейские. К тому же Бэтмен установил дополнительные меры безопасности, чтобы никто лишний не смог проникнуть внутрь. Стоило только кому либо переступить порог ее палаты, как сканеры тут же передавали сигнал в Бэтпещеру, фиксируя каждого гостя. Их общая паранойя никогда не была достаточной. Они даже не могли ответить на один вопрос — приходил ли Джокер к Бэтгерл или к Барбаре Гордон, дочери комиссара Гордона, известного соратника Бэтмена. Рыжая знала, что ответ этот важен. От этого зависела сохранность ее личности, а может быть и всех остальных, но не могла найти в себе сил, чтобы волноваться по-настоящему. Джокер пришел за ней, сломал ее и издевался.
Днем Барбара держалась. Ей даже удавалось улыбаться и шутить, поддерживать своих родных и друзей, которые приходили поддержать ее. Ей удавалось уверить их, что все в порядке, и они ей верили. У них просто не было иного выбора. Они просто сами хотели ей верить. Рыжей даже иногда удавалось убедить саму себя. Но хуже всего приходилось ночами. Не помогали даже снотворные. Потому что тогда приходят они. Кошмары. Местный психиатр нарочито веселым тоном убеждал девушку, что все это пройдет. Рано или поздно. Требуется время, чтобы такое травмирующее событие стерлось из памяти. Вот только рыжая была уверена на сто процентов в одном факте. Ей не забыть. Она обречена дергаться до конца своих дней, даже слыша обычный смех. А в голове еще долго будет отдаваться эхо маниакального смеха Джокера, когда он пытал ее и издевался. К счастью, события той ночи все еще оставались, как в тумане. Какие-то вспышки. Расплывчатые образы. Боль. Барбара искусала губы в кровь, чтобы не давать психопату возможности наслаждаться ее криками, но в определенный момент все же проявила слабость. Джокер не торопился, потому что знал, помощь не прибудет. И он был прав. Гордон даже не знает, сколько времени провела без сознания до того момента, когда ее обнаружили. Часы. Дни. Она потеряла много крови, и была на краю гибели. Ее вытащили в последний момент. Врачи признавали, что это чудо. Ее тяга к жизни была слишком сильна. Бэтгерл не сдается. Вот только неизвестно теперь, хорошо это или плохо. Она действительно осталась в живых. Или это была лишь иллюзия жизни, кто теперь может ответить на этот вопрос.

Барбара Гордон дергается, когда дверь в ее палату резко открывается, но когда в проеме вырисовывается знакомая фигура, не может сдержать улыбки, робкой, но настоящей. Ей приходится пару раз моргнуть и даже протереть глаза, чтобы убедить себя, что это не сон. С трудом сдерживается, чтобы не ущипнуть себя украдкой. Кто посмел уведомить его о том, что с ней произошло? Сразу же зачесались кулаки. Нет, она совершенно точно не собирается сдаваться.
Тони? — голос звучит хрипло, чужеродно. Дверь за мужчиной закрывается, но Барбара свободно выдыхает, она ни с кем его не перепутает. Это действительно мистер Старк, кому расскажи, не поверят, — Кто меня сдал? — она разводит руками, обводя площадь ее индивидуальной палаты и смеясь, но только хорошо знающий ее человек мог стопроцентно сказать, что это не искренне. У нее нет ни единой причины радоваться жизни.
Или тому, что теперь является ее жизнью. Неважно.

Это может прозвучать странно, но телепатия — самая проклятая из способностей. Максимова никогда не просила этого, впрочем, ее никто не спрашивал. Камень разума в скипетре Локи не предоставил выбора. Девушка даже не сразу и осознала, что изменилось. Ей даже показалось, что она сходит с ума, когда услышала в голове чужой голос. Ванда зажимала уши руками, умоляя прекратить_перестать, но голоса становились все громче, перекрикивали друг друга, боролись за лидерство. Многие мечтают о возможности читать мысли других людей, но даже не представляют, какой груз ответственности это влечет за собой. Вы будете умолять всех известных богов, только чтобы у вас забрали эти способности. Тщетно. От этого не убежать. Силу нужно подчинять, учиться ей управлять. Вот только в окружении у Ванды не было никого, кто мог бы ей подсказать. Каждый несет свой крест. Свои способности, которые надо держать в узде. Даже скорость Пьетро не так безобидна, как может показаться с первого взгляда. И может приносить с собой разрушение и смерть, в неумелых руках. Но ведь каждому человеку приятно, где-то глубоко в душе, считать, что ему хуже всего. Что он страдает больше всех, вот только все вокруг слишком сильно погружены в себя, чтобы замечать. И, конечно, очень сложно поставить себя на место другого, даже представить, что кто-то может страдать больше.
А уж тем более практически невозможно признать собственную эгоцентричность. Ванда уже один раз ошиблась, больше на эти грабли она не наступит. Нужно уметь признать собственную неправоту. Нужно научиться просить помощи в трудных ситуациях.
Поверьте мне, Чарльз, вы действительно легенда. По-крайней мере, станете легендой, — несколько горько усмехается Ванда, пожимая плечами. Ей знакомо это чувство, когда от тебя ожидают великих свершений. А ты не можешь найти в себе силы, чтобы сделать шаг вперед. Ведьме иногда казалось, что у нее на шее висит тяжеленный мешок, а она должна завершить марафон. Они идут медленно, шаг в шаг, в сторону озера. Максимова влюбилась в это место с первого взгляда. Здесь было тихо и спокойно. Даже если сюда приходили люди, то как правило, их разумы были умиротворяющими. Они садились на лавочки, читали книги или кормили уток, которых здесь всегда было слишком много. Они приходят сюда по той же причине, что и Алая Ведьма. Они ищут покоя и уединения, стараются оставить все свои проблемы за пределами озера. Это их маленький секрет. Ванда убирает руки в карманы штанов, щурится, смотря на солнце, и очень сильно старается держаться подальше от мыслей Чарльза, дает ему время свыкнуться, придти в себя. Дает время и себе, чтобы успокоиться и построить план дальнейших действий. Получается плохо. Она паникует. Сердце сильно и громко бьется в груди, словно пытается вырваться из грудной клетки, на свободу. Ванда лишь оттягивает неизбежное. Разговор с отцом, с Верховным волшебником земли. Она совершила действие, которое способно изменить ход истории.
[float=right][/float]Мир постепенно перекраивает сам себя. Подстраивается. Реальность держится на равновесии, все имеет свою цену. Она боялась этого вопроса. Глубоко вдыхает, поднимая глаза на Ксавье. Нелегко видеть своих кумиров в самом нелицеприятном свете. Признавать, что они ничем не отличаются. Очень сложно принять тот факт, что они на самом деле просто люди, не застрахованные от ошибок. И ген икс не является гарантом правильности и непогрешимости.
2006* год, — отвечает Ведьма, подготавливая себя к любой реакции мужчины. Кончики пальцев покалывает в предвкушении потоков силы. Ванда чувствует горячее алое пламя, текущее по ее венам. Но кажется, все не так уж и плохо. Чарльз довольно спокойно принял факт перемещения во времени. Видимо, он достиг той точки, когда уже ничему не удивляешься и просто позволяешь течению нести себя. Примерно также часто чувствовала себе и сама девушка, каждый раз, когда ее сила приводила к непредсказуемым последствиям.
Я еще не родилась в вашем времени, — добавляет девушка спустя пару мгновений, а после замолкает, давая Чарльзу время переварить полученную информацию. Это не так-то и просто. Ванда чувствует его сомнения, пытается облегчить груз его вины, но понимает, что по большому счету, ничего не может сделать. Только ждать, оправдываться. Пытаться обелить себя в его глазах. А потом искать способы вернуть его домой, потому что без Чарльза Ксавьера ее мир существовать не будет. Он будет разрушен до основания. Изменен до неузнаваемости. Чарльз может и сам не осознает свою роль в переплетении мироздания. И Ванде нужно убедить его.

*про год я уже говорила хдд